История Победы – на азбуке Морзе

История Победы – на азбуке Морзе

В Великую Отечественную войну радистами в основном служили женщины. Сейчас кто-то может подумать, что это обусловлено «легкостью» профессии, что быть радистом – это «непыльная работа».

Однако служба эта была не просто пыльная — в пыли пороха и пекле фронта им было нужно сохранять хладнокровие и передавать информацию, которая решала исход битв. Муршида Бадигова — одна из молодых радисток Красной армии, которая прошла всю войну и набирала на азбуке Морзе заветное сообщение «Берлин — наш».

.—. — -. —.-. -.-… -.- (Подольск)

1941 год. Город Подольск. Квартира заводских рабочих. У порога лежат упакованные чемоданы и узелки. За столом сидит глава семейства Гарифзян и смотрит в пустоту, его жена Хадича раз за разом поправляет одежду запуганных младших детей и смотрит в окно. Маятник часов стучит невыносимо громко.

— Больше ждать нельзя. Опоздаем на поезд.

Мать вешает детям на шею наспех сшитые мешочки с завернутой внутри метрикой и небольшой суммой денег, а последний мешочек неуверенно кладет на стол. Старшая дочь Муршида утром уехала в Москву, а через несколько часов началась эвакуация Подольского механического завода в Челябинск. Все работники — и родители Муршиды в том числе, — получили приказ быстро собрать вещи и ехать на вокзал.

Оглушенная такими обстоятельствами, семья берет в руки свои пожитки и направляется к дверям, как вдруг, с шумом распахивается входная дверь и в дом влетает, ни о чем не подозревающая Муршида с хлебом в руках!

Сегодня Муршида апа, которой скоро исполнится 95 лет, живет в Высокогорском районе у своей младшей дочери Анисы. Мы сидим в их светлом и уютном доме, Муршида апа рассказывала, а мы представляли все так ясно, будто фильм смотрели…

…Поезд мчит своих пассажиров в неизвестность. Каждый думает о своем. Что ждет впереди? Надолго ли война? Где жить будем. Поезд подъезжает к очередной станции и Гарифзян видит через окно вагона большую надпись и от неожиданности вскрикивает — «АРСК». Родной Арск! Узнав у начальника поезда точное время отправления, он выбегает на вокзал, надеясь встретить кого-нибудь из родных Березей. И встретил ведь! Ему нужна была хоть какая-то соломинка, какая-нибудь информация о том, что в родной деревне есть перспектива для его семьи. Односельчанин его обнадежил и воодушевленный Гарифзян бежит обратно к эшелону, каким-то образом получает разрешение и семья сходит на перрон.

«Наверное, отец подумал, что в деревне его семье будет легче, чем в незнакомом Челябинске, что хоть мы, дети, не будем голодать, — говорит Муршида апа. — Я стала работать продавщицей в магазине в соседней деревне. Так как я хорошо знала русский язык, меня еще и в школе попросили преподавать. Полдня детей учила, полдня работала в магазине. Из нашей семьи на фронт никого не забрали. Родители были уже пожилые, а братья и сестры еще слишком молодые. Все они работали в колхозе. А мне, едва исполнилось 18, пришла повестка. Это был 1943 год. В первый день прошла медкомиссию в райцентре, на следующий день с документами поехала в Казань. Помню, мама в дорогу дала мне два калача, испеченных из мерзлой картошки с добавлением муки. Вместе с сестренкой они проводили меня до ветряной мельницы около Малой Атни. Там и попрощались. Мама с сестренкой развернулись и пошли обратно в деревню, а я оперлась на бревна и плакала, пока они не скрылись из виду. Потом пошла в сторону станции Чепчуги: шла, плакала и жевала хлеб.»

.-. .-. — -. — (Фронт)

«В Казани я была впервые. С трудом нашла Татвоенкомат. Нас, 50 девушек, погрузили на баржу и отправили с речного порта Адмиралтейской слободы в город Горький. Там привезли на лесную военную базу, которая находилась в 12 километрах от города. Раздали военную форму.

Муршида Бадигова (справа) с подругой-фронтовичкой (фото из семейного архива).

На следующий день нас стали учить азбуке Морзе. Тире-точка-тире-точка… На военной базе мы обучались пять месяцев. Не знаю, чем я выделилась среди других, но однажды меня вызвали и первой отправили на фронт. Сначала я должна была добраться до Сталинграда с остановкой в Москве. Там я остановилась у племянницы мамы, с которой дружила еще с подольских времен. Мы вместе отрезали мои косы и, завернув их в мою гражданскую одежду, отправили посылкой в деревню. Ведь эта одежда пригодится моим родственникам. Только переодевшись в форму, я по-настоящему осознала, куда попала.

Я служила связисткой переносной радиостанции на Втором Белорусском фронте. Передавала на азбуке Морзе зашифрованную информацию, добытую разведчиками. Куда и какую информацию передавала — не знала и сама, таков порядок. Главное требование — точность».

Однажды, передвигаясь за радиоволнами, они оказались на территории врага и получили приказ закопать все документы и пытаться вернуться назад. Чудом прошли мимо врага и вернулись целыми.

Точка-тире-точка… И под жаром огня, и в жестокий мороз радиостанция передает свой ценный сигнал.

«Однажды на передовую привели штрафников, — с болью в сердце вспоминает ветеран. — Тех, кто написал заявление по своему желанию уйти на фронт из тюремного заключения. Все худые, обессиленные. Им выдали шинели без пуговиц. Нам приказали к ним не подходить, из их рук ничего не брать. Но я брала, милая. Забирала у них маленькие клочки бумаги, клала в желтый конверт, указывала адреса, которые они сами записывали, и передавала почтальонам. Ведь им тоже хотелось сообщить своим родным, что они живы, что они не в тюрьме, а сражаются за Родину! Я же понимала, что, возможно, это их последняя просьба. Не знаю, доходили ли эти письма до адресата…»

В 1944 году советские войска вошли в Белоруссию и с этими днями связаны самые страшные воспоминания Муршиды апа…

«Заходишь в дом — а между половиц детские глазки блестят — ждут, бедненькие, родителей, а родители их в сарае сожжены, либо застреленные на улице лежат. Колодцы отравлены. Мы сначала в огородах картошку выкапывали, а потом смекнули, что без этой картошки сиротки-то быстро помрут! С того момента я эту картошку даже не надкусила».

-… . .-. .-. . -. (Берлин)

Муршида апа получила ранение недалеко от Берлина. В плечо попал осколок снаряда.

«От Польши до Германии двигались невероятно тяжело, по сантиметру. Там и ранило меня, но я быстро вернулась в строй. Ожесточенные бои шли внутри самого Берлина. Наша радиостанция заняла позицию на окраине города. И вот мы получаем волнительное сообщение с главной радиостанции: «Берлин — наш!»

И со всех радиостанций вокруг Берлина полетели в сторону дома радостные точки и тире, возвещающие о Победе.

Узнав о победе, мы поспешили в Берлин. Не помню, чтобы город был уж очень разгромлен. Рейхстаг — да, пострадал сильно. Все старались оставить свое имя на стенах Рейхстага. Я тоже написала свое имя, встав на плечи одного солдата. Сколько было радости, счастья! После стольких потерь и мучений! В мае мы еще были в Берлине, патрулировали. Потом стало опасно: молодежь, не смирившаяся с поражением, обстреливала нас из самых неожиданных мест. Многие наши солдаты нашли свою смерть в уже павшем Берлине. Нас поселили в Кольздорфе, в 12 километрах от Берлина. Там жили в казармах. В Казань я вернулась лишь в ноябре 1945 года. Отправила телеграмму и папа приехал меня встречать в Атню на лошади. Мама передала через него деньги, чтобы я прикупила себе одежду, но я не стала никуда заходить — было не до одежды. Всю ночь ехали домой. Я так соскучилась по маме!»

.-.-. —. .- (Арск)

«Когда я вернулась, мы решили возвращаться Подольск. Но Талгат убедил меня выйти за него замуж. Он тоже был фронтовиком, его несколько раз возвращали раненного домой, а он кое-как поправлялся и снова отправлялся на фронт. Когда мы познакомились, он был на костылях, но я все равно полюбила его. Потом и сестренка замуж вышла. Так наше семейство в Больших Березях и осело. Мы с Талгатом прожили вместе 56 лет. Вырастили четверых детей. Он 34 года проработал директором школы, был очень уважаемым человеком. Свекор и свекровь тоже были учителями. И я закончила курсы, преподавала в начальных классах. Мы дорожили каждым мирным днем, радовались мирному небу. Я счастлива, окружена заботой своих детей, внуков и правнуков…»

Анна Арахамия

Азбука морзе как стучать по столу

Проводила друга до передней,

Постояла в золотой пыли,

С колоколенки соседней

Звуки важные текли.

Брошена! Придуманное слово –

Разве я цветок или письмо?

А глаза глядят уже сурово

В потемневшее трюмо.

«Проводила друга до передней»

В распахнутые окна под весёлое щебетание птиц светило яркое весеннее солнце. Его мягкие лучи чутко касались моих рыжих волос и пушистых ресниц, задорно переплетались в бутоне хрустальных капелек люстры, заставляя ту переливаться всеми цветами радуги.

Почти неделю назад снег на улице сошёл в журчавшие по тротуарам ручьи. Местами на чёрной земле уже стала проклёвываться первая травка.

Налив в чашку кипятка, я моментально почувствовала аромат кофе. Горький и со щепоткой корицы. Присев на стул, отломила от вчера открытой плитки кусочек молочного шоколада. Больше по привычке, чем от желания, положила его в рот. Нежная сладость медленно растаяла на языке, обволакивая вкусом ускользающих надежд.

От порыва ветра встрепенулись кружевные тюлевые занавески. Я поправила накинутый на плечи свитер. Его свитер. Он больше не источал любимый мной запах бергамота с тонкой мелодией нот пряной древесины кедра. Благоухание тепла и чувственности улетело куда-то, быть может, за облака. Этот запах жизни для меня был и есть дороже воздуха, но он…

А ведь прошёл всего лишь год.

Поёжившись, я сделала глоток терпкого напитка. Взглядом обвела маленькую кухню. Стены, обклеенные светло-зелёными обоями, ещё хранили уют, который мы с ним тщательно создавали на протяжении отведённого нам Богом времени. Каждая частичка дома напоминала о нём. Над столом находилась полочка. На ней посреди забавных керамических львят стояла фоторамка. Она берегла снимок, на котором я и он были вдвоём. Мы и красочная осень. С ним там сейчас замер мой мир. Счастье блестело в наших глазах, улыбки искрились радостью. Хлопья внезапного первого снега путались в волосах.

«Смех… Да, смех, кажется, я слышу его и сейчас».

– Берегу для тебя наш дом, – шёпотом произнесла я, с тоской всматриваясь в карие, почти чёрные глаза на фотографии. – Дом… – грустная улыбка едва тронула губы.

В дверь позвонили. Я взглянула на часы в мобильном телефоне, которые показывали ровно десять утра. Будучи уверенной, кто это решил меня посетить в такое время в воскресенье, без предосторожностей отворила замок. За порогом стоял улыбчивый парнишка лет шестнадцати. Он протянул мне плитку молочного шоколада и папку с листом о доставке.

– Распишитесь, – его голос был тонок и ломался, как неверный лёд в начале декабря.

– Никогда не опаздываете, – вернув ему шариковую ручку, подарила признательный взгляд.

– Такова моя работа, – он убрал с глаз волнистые пряди золотистых волос. – К тому же мне приятно приносить хотя бы тень радости в ваш дом, – посмотрел на телефон. – Ещё немного подождать, и солнце взойдёт в зенит. После уже тени грусти разбегутся. Верьте, не опускайте глаз. Солнце взойдёт, – тихо добавил парнишка.

«Надеюсь. Верю. Но…»

– Говоришь не по годам разумно. Хотя и слишком вычурно для нынешнего времени, – заметила я и прижала шоколадку к груди. Показалось, что сердцу стало теплей и в душе наступило лето. Но нет, внутри ещё жила зима. Не тёмная. Не холодная. Одинокая.

– Что делать? Быть может, я уродился героем не этой эпохи. – риторически спросил парнишка. – Вот сдам экзамены и пойду на филологический, тогда и проверю. Мечтаю стать ровней великим поэтам, – звонкий смешок сорвался с его обветренных губ. Он смущенно прикрыл рот ладонью.

– Надеюсь, у тебя всё получится. Может быть, чаю? – сделала рукой приглашающий жест в квартиру. Я не боялась его, как-никак он был ещё мальчик и на протяжении года носил мне по шоколадке каждые выходные от моего воздуха. Неба. Вселенной.

– Благодарю, но нет. Пора бежать торопить солнце и разгонять тучи, — он с задорной улыбкой сделал реверанс и ушёл.

Вернувшись на кухню, я встала у окна. Посмотрела на небо.

Ни единого облака.

Я поднесла шоколадку к губам, невольно вспоминая поцелуи единственного для меня мужчины во всей вселенной. Глаза мгновенно полоснула резь и несколько слезинок скатилось по щекам. Я зажмурилась.

Мысли были пусты. Сердце сжимала тоска. Душа громко рыдала. А вокруг меня звенела тишина.

«Безысходность. Неизвестность. Он обещал вернуться через три месяца. Соврал. Нет, он никогда этого не делал. Но тогда почему шоколад всё ещё доставляют? Иллюзия будто любимый рядом и всё также как обычно балует меня по утрам на выходных сладким. Словно он и не уехал в составе Миротворческого контингента на чуждую нам войну да в далёкую жаркую страну. Не пропал там без вести и не оставил меня холодам».

С трудом разомкнув веки, повернулась и упёрлась бёдрами в подоконник. Вновь посмотрела на фотографию, переполненную для меня счастьем и болью.

– Берегу наш дом, – вновь сказала воспоминаниям. – Но этот дом для меня уже не наш, он чужой без твоих объятий, поцелуев, запаха. Он клетка. Эти стены решётки тюрьмы. Бежать. Куда. Мой дом – это ты. А сейчас я подобна бродяге. Есть угол, но дома… – горькая улыбка. – Дома нет. Камера смертника… ожидание конца.

Смахнув слёзы, положила плитку шоколада на стол и сделала глоток кофе. Тот уже остыл.

Неожиданно в дверь постучали. Прозвучало три коротких, два длинных и вновь три коротких удара. Я замерла. Пол точно покачнулся.

«Азбука Морзе… СМС… Сообщение… Такую привычку стучать имел только он».

Сердце забилось как сумасшедшее. Тело кинуло в жар. Словно падая в пропасть, я побежала к двери. Распахнула её и чуть не рухнула на колени. На лестничной площадке стоял он. В военной форме. В модных наглухо тёмных солнцезащитных очках. Со шрамом вдоль губ, на которых пролегла улыбка. Какая-то неуверенная, робкая, с грузом горечи. Он выглядел будто герой с постера крутого боевика, чертовски привлекательно и мужественно.

Водовород эмоций захлестнул меня.

«Живой! Живой, сволочь!»

Я зарядила ему оплеуху. Он невозмутимо поправил слегка покосившиеся очки. В следующий миг я крепко обняла его.

– Дурак, где ты был?! Почему не звонил, не писал? – начала бить его в грудь и хаотично целовать в щёки, нос, губы. – Козёл, я уже не знала, что и думать! Дурак! Сволочь! Дурак! – запустив пальцы в его тёмные волосы, заглянула в чёрную преграду, отделяющую его глаза от меня. В ней отражались мои лихорадочно блестящие глаза. По его щекам из-под очков стекли прозрачные капли. Я впервые видела его слёзы.

Я потянулась к очкам.

– Люблю тебя, – его дыхание обрушилось в мой рот. Цунами страсти затушило злость. Я вновь стала его пленницей.

«Дом. Он вернулся. Он со мной. Парнишка оказался прав. Солнце взошло».

Не прекращая поцелуя, я потянула его в квартиру. Он споткнулся и резко отстранил меня от себя.

– Мы шли колонной, сопровождали беженцев. Нас обстреляли. Неподалёку от танка, прикрывавшего мою группу, ударила ракета ПТУРа… [1] — он смолк. Заметно напрягся. Желваки на его скулах вздулись.

В его холодном голосе было что-то ужасающее, не понятное мне, чуждое жизни.

— Главное, ты жив! — прервала я его, будто боясь услышать выстрел. Прижалась к нему, но он категорично отнял мои ладони от своего лица.

— Был взрыв. Осколки и каменная крошка, — без эмоций продолжил он. — Я не должен был приходить. Но вернулся, как мужчина сказать, что ты свободна. Я мёртв.

Выстрел всё же прозвучал. Меня затрясло. Я с безумной отчаянной силой вцепилась в его плечи и замотала головой. Я не могла дышать. Была готова умереть, но не отпустить его.

— Два осколка в грудь, один в лицо и крошка в глаза. Я ослеп, — хрипло закончил он и застыл камнем.

– Неважно. Ты воздух… – упавшим голосом прошептала я, теснее прижимаясь к нему.

Он покачал головой.

— Я прежний мёртв.

– Плевать, – я взяла его лицо в чашу ладоней. Сомкнула наши лбы. – Главное, ты живой. Спасибо, что вернулся.

Азбука Морзе

Азбука Мо́рзе, «Морзя́нка», Код Мо́рзе — способ знакового кодирования, представление букв алфавита, цифр, знаков препинания и других символов последовательностью сигналов: длинных (тире) и коротких (точек) [1] . За единицу времени принимается длительность одной точки. Длительность тире равна трём точкам. Пауза между элементами одного знака — одна точка, между знаками в слове — 3 точки, между словами — 7 точек [2] . Назван в честь американского изобретателя и художника Сэмюэля Морзе.

Буквенные коды (собственно «азбука») были добавлены коллегой Морзе, Альфредом Вейлем — факт, который Морзе впоследствии всячески отрицал (а заодно приписывал себе изобретение телеграфа как такового). Вейлем же, возможно, была придумана и цифровая часть кода. А в 1848 году код Вейля/Морзе был усовершенствован немцем Фридрихом Герке ( англ. ) . Код, усовершенствованный Герке, используется до настоящего времени.

Содержание

Телеграфная азбука [ править | править код ]

Современная телеграфная азбука (система кодировки символов короткими и длинными посылками для передачи их по линиям связи, известная как «код Морзе» или «морзянка») существенно отличается от той, что предложил в 1838 г. С. Морзе, хотя некоторые исследователи полагают, что её автором был Альфред Вейл — партнёр Самюэля Морзе по бизнесу, известный тем, что ввел «коммерческий код» из групп по 5 символов. Исходная таблица «кода Морзе» разительно отличалась от тех кодов, что сегодня звучат на любительских диапазонах. Во-первых, в ней использовались посылки трёх разных длительностей («точка», «тире» и «длинное тире» — в 4 раза длиннее «точки»). Во-вторых, некоторые символы имели паузы внутри своих кодов.

Принцип кодирования азбуки Морзе исходит из того, что буквы, которые чаще употребляются в английском языке, кодируются более простыми сочетаниями точек и тире. Это делает освоение азбуки Морзе проще, а передачи — компактнее.

Передаваться и приниматься азбука Морзе может с различной скоростью — это зависит от возможностей и опыта радистов. Обычно средней квалификации радист работает в диапазоне скоростей 80—140 знаков в минуту. Достижения по скоростным приёму-передаче находятся в диапазоне скоростей 260—310 знаков в минуту.

Передача кодов Морзе производится при помощи телеграфного ключа различных конструкций: классического ключа Морзе, электронного ключа [3] , механических полуавтоматов типа «виброплекс», а также при помощи клавиатурных датчиков кода Морзе (например, Р-010, Р-020) и электронных устройств, автоматически формирующих телеграфное сообщение. При достаточной квалификации оператора приём коротких сообщений возможен без записи, но обычно весь принимаемый текст должен быть записан либо вручную, либо на печатной машинке. При приёме опытные радисты производят запись с отставанием на несколько знаков, что делает приём более спокойным и надёжным и является показателем мастерства оператора (на высоких скоростях, выше 150 знаков в минуту, отставание может составить до 100 знаков за полминуты — радисту приходится их запоминать и дописывать после окончания радиограммы). При приёме на высоких скоростях (более 125 знаков в минуту) приходится записывать тексты, отказавшись от стандартных алфавитных символов и использовать специальные укороченные значки (например, знак «точка» для буквы «e» или знак «галочка» для буквы «ж»). В таком варианте после окончания приёма радисту необходимо переводить текст в символы обычного алфавита.

Телеграф и радиотелеграф первоначально использовали азбуку Морзе; позже стали применяться код Бодо и ASCII, которые более удобны для автоматизации, в основном по причине их фиксированной длины — что, в свою очередь, уже допускает добавление контрольных бит для посимвольной проверки правильности приёма. Впрочем, сейчас и для азбуки Морзе есть средства автоматической генерации и распознавания, например свободно распространяемая программа для персонального компьютера CwType [4] . Кроме того, радиолюбителями разработано множество аппаратных декодеров азбуки Морзе на базе микроконтроллеров.

Русский вариант азбуки был принят в 1856 году [5] [6] . Для передачи русских букв использовались коды сходных латинских букв; это соответствие алфавитов позже перешло в МТК-2, а потом в КОИ-7 и КОИ-8 (однако в азбуке Морзе букве Q соответствует Щ, а в МТК и КОИ — Я).

В 2004 году Международный союз электросвязи (МСЭ) ввёл в азбуку Морзе новый код для символа @ (· — — · — ·), для удобства передачи адресов электронной почты.

Напевы [ править | править код ]

На практике вместо заучивания количества точек и тире и их последовательности запоминают так называемый «напев» (мнемоническую словесную форму), соответствующий каждому знаку кода Морзе. «Напевы» не являются стандартными, они могут различаться в зависимости от школы обучения или вообще не применяться (тогда обучаемый запоминает «мелодию» символа). Обучение без напевов практиковалось среди профессиональных морских радистов; более того, запоминание азбуки «напевами» считалось порочной практикой, снижающей уровень скорости восприятия. Если в радиограмме только цифры, то вместо пяти тире нуля передается только одно тире.

Аудиозапись музыкального звучания цифр, знаков препинания и латинских букв.

Аббревиатуры [ править | править код ]

Для ускорения радиообмена широко используются аббревиатуры, специальные «Q-коды» и многочисленные жаргонные выражения, например:

• GM, GA, GE, GN (от good morning , good afternoon , good evening , good night ), ЗДР — приветствие;
• CQ (вероятно, от seek you ) — общий вызов;
• DE (далее позывной) — это такой-то;
• GB (от good bye ), ДСВ — до свидания;
• K (от key  — ключ, работать ключом) — передавайте, перехожу на приём;
• PSE (от please ) — пожалуйста;
• QRZ? — кто меня вызывает?;
• GA — передавайте (готов к приему);
• QRS — передавайте медленнее;
• QRQ — передавайте быстрее;
• R — вас понял;
• TKS, TNX (от thanks ), СПБ, БЛГ — спасибо;
• 73 — наилучшие пожелания;
• 88 — поцелуй (к девушке).

Альтернативное отображение кодов [ править | править код ]

Некоторые методы обучения или изучения азбуки Морзе.

Достоинства [ править | править код ]

• Высокая помехозащищённость при приёме на слух в условиях сильных радиопомех;
• Возможность кодирования вручную;
• Узкая полоса занимаемых частот;
• Запись и воспроизведение сигналов простейшими устройствами.

Недостатки [ править | править код ]

• Неэкономичность, на передачу одного знака кода требуется в среднем 9.5 элементарных посылок;
• Малая пригодность для буквопечатающего приёма (из-за переменной длины кода);
• Низкая скорость телеграфирования (из-за переменной длины кода необходимость длинных пауз между передаваемыми символами).

Первое сообщение, переданное азбукой Морзе [ править | править код ]

Первое официальное сообщение было передано 24 мая 1844 года. Из помещения Верховного Суда в Вашингтоне в Балтимор была отправлена телеграмма из одной фразы: « What hath God wrought!  » [9] . Данное сообщение соответствует окончанию библейского стиха из книги Чис. 23:23 в переводе короля Иакова [10] , в русском синодальном переводе — «Вот что творит Бог!» [11] .

ЛитЛайф

— Азбука Морзе, — сквозь зубы проговорил Рейф и осторожно снял ее руки со своей шеи. — Они подают сигнал SOS.

Наконец Холли полностью пришла в себя и сделала шаг назад. Удары в стену продолжались.

— Вас это ждет в любой час дня и ночи, если меня нет дома и я не могу их остановить. Теперь вы понимаете, почему удрали Ламберты? — Рейф подошел к стене и начал выстукивать ответ мальчикам.

Холли наблюдала, как он перестукивается с детьми через стену, и картина не казалась ей такой странной, какой она восприняла бы ее несколько часов назад.

— Что-нибудь случилось? — спросила Холли.

— Конечно, нет. Они просто устали ждать. Они хотят, чтобы я разрешил им поплавать в бассейне при мотеле.

— Они сообщили об этом азбукой Морзе? — восхищенно удивилась Холли.

— Нет, — нахмурился Рейф. — Но догадаться несложно.

— Прочли между строк. Вернее между ударами, — весело уточнила Холли.

Рейф в последний раз ударил в стену, и ответного сигнала не последовало.

Все тело Холли горело. Мужчина, о существовании которого она еще сегодня утром ничего не знала, вознес ее в сладостные небеса.

— Проклятие, Холли? Что за игру вы затеяли?

— Игру? Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду… — Голос прервался.

Рейф вспомнил, как держал ее в объятиях, такую податливую и трепетавшую от желания. Он до сих пор еще не полностью пришел в себя. Каждый раз, когда он смотрел на нее, страсть начинала пульсировать в нем.

— А вы сами-то понимаете, что вы имеете в виду?

Насмешка Холли была относительно мягкой по сравнению с тем, что он испытывал. Но ее ирония ударила по нервам. Почему она так спокойна, так собранна? Пора также взять себя в руки.

— Я имею в виду ваше отношение к мальчикам, — прокашлялся Рейф. — Вы играете в их приятельницу. И не стоит их брать в бассейн. Если вы это сделаете…

— Я ни во что не играю! — перебила его Холли. — У меня нет далеких планов, просто мне доставляет удовольствие их компания. Так уж получилось, что мальчики мне понравились…

— Взрослые слишком часто обманывали Трента и Тони, — теперь Рейф прервал ее. — У Треси были любовники, которые ради минутной прихоти уделяли мальчикам внимание, а потом забывали об их существовании. А затем мать и вовсе бросила их.

— И вы думаете, что я поступлю также? Позабавлюсь с детьми, а потом предам их дружбу? По-вашему, я совсем не беспокоюсь о них? — Обида и ярость переполняли Холли.

— Кто знает, как вы поступите? Мы же с вами совсем незнакомы. — Он замолчал, наблюдая, как жаркая кровь бросилась ей в лицо. Ему никогда в жизни не приходилось видеть человека, который бы так стремительно краснел.

— Правильно, вы меня не знаете. И я вас тоже не знаю. И это значит, что мы… что мы занимались здесь вещами, выходящими за рамки нормальных соседских отношений. — Она с трудом сглотнула. — И полностью чуждыми моему характеру.

Она коснулась темы, которую Рейф хотел обойти стороной. Он не собирался анализировать свое поведение. А вот Холли, несомненно, этим займется. Как психиатр, она с энтузиазмом изучит все нюансы, каждое их движение, каждое их слово. Даже думать об этом неприятно!

— Мы говорили не об этом. Мы говорили о мальчиках, — холодно заметил он.

— Мы вообще ни о чем не говорили. Вы обвинили меня в том, будто я использую детей, чтобы ублажить собственные эгоистические желания. Я никогда бы так не поступила. Но разве можно верить человеку, которого знаешь несколько часов.

Холли повернулась, открыла дверь и вышла из дома.

Отличная оборонительная тактика, вскипел Рейф. Она заставляет его бежать за ней. Ловить ее. О да, она искусный тактик. Раздражение в нем нарастало. Несомненно, она хорошо умеет управлять мужчинами. Но он ее раскусил! С ним играть подобным образом у нее не выйдет!

Наблюдая, как Холли идет к своей машине, Рейф невольно отметил, какие длинные и красивые у нее ноги, и тотчас его воспаленное воображение стало рисовать одну картину за другой. Немудрено, что он не сразу заметил отсутствие своего темно-зеленого джипа «гранд-чироки».

— А где ваша машина? — удивленно спросила Холли.

Рейф тупо уставился на место, где он поставил джип, вернувшись из аэропорта.

— Нет, этого не может быть, — произнес он вслух через несколько секунд. — Они не могли так поступить! Нет, могли, еще как могли! Эти маленькие чудовища увели мою машину!

Холли скрестила на груди руки. Типичная защитная поза. Она открыла было рот, чтобы заступиться за девочек, но в последнее мгновенье передумала — лучше не вызывать огонь на себя.

— Мы готовы ехать плавать! — бодро закричал Тони, когда оба мальчика выбежали во двор со спортивными сумками в руках.

— Вы знали, что Кэмрин и Кэйлин взяли мою машину? — грозно спросил Рейф.

— Конечно, — подтвердил Трент. — Мы пытались сказать тебе об этом. Когда отправили тебе наш сигнал SOS.

— А ты велел нам заткнуться, — добавил Тони. — Мы подумали, что тебе все равно.

— Так вы поэтому послали мне SOS? Вы хотели предупредить меня, что девочки берут машину? — нахмурился Рейф. — А я-то подумал, что вам просто наскучило ждать и вы хотите скорей отправиться в бассейн.

— Конечно, нам наскучило, — согласился Тони. — Но слать из-за этого SOS мы бы не стали!

— Вы ответили им «заткнитесь» на их призыв о помощи? — вскинула брови Холли. — Очаровательно!

— Я не говорил «заткнитесь», — фыркнул Рейф. — Я сказал им, чтобы они перестали стучать.

— Это и означает «заткнитесь», — серьезно заметил Трент. — Кэмрин сказала, что ей скучно, а ты можешь воспользоваться машиной Холли. А потом они взяли твои ключи и уехали.

Ни говоря ни слова, Рейф направился в свою половину дома. А Холли и мальчики остались стоять на подъездной дорожке.

— Рейф терпеть не может, когда они берут его машину, — объяснил Трент. — Даже когда он позволяет им, они должны попросить разрешения и сказать, куда едут и когда вернутся.

— Ладно, поехали плавать! — Тони надоело слушать пустопорожние, на его взгляд, разговоры, он бросил на сиденье сумку и влез в машину.

Холли тяжело вздохнула. Ей нельзя увозить детей, не получив на то разрешения от их законного опекуна. Еще не ровен час в суд на нее подаст, обвинив в похищении мальчиков.

— Лучше пойти к Рейфу и спросить, не будет ли он против, если мы уедем, — рассудительно решила она.

— Рейф согласен, чтобы мы уехали с вами плавать, — заверил ее Тони.

— Наверное. Но мне хочется услышать это от него самого. — Холли ожидала услышать шумные протесты, но Трент и Тони согласились с ее решением и побежали к дому. Она машинально последовала за ними.

Рейф стоял на кухне с телефонной трубкой в руке.

— Они не отвечают на звонок, — бушевал он. — Но я буду ждать до победного. Пока им не надоест и они не поднимут трубку, чтобы прекратить звонки.

— Он звонит в машину, — пояснил Тони, садясь за кухонный стол.

— Когда Рейф звонит в машину, они обычно не отвечают, — сказал Трент, устроившись напротив брата. — Они врубают плеер на полную катушку и на звонки не реагируют.

Холли живо представила мчащуюся машину с музыкой, включенной на максимальную громкость, и с непрерывно звонящим телефоном. В сравнении с этим ее одинокое путешествие из Мичигана с тихими приятными мелодиями показалось ей сущим раем.

— Я не отступлю. — Длинный шнур позволял Рейфу ходить взад-вперед по кухне и даже выходить в холл.

— Неужели они поехали к реке? — заметил Тони. — Хотя день и жаркий, но вода, уверен, холодная!

— Им лучше держаться подальше от реки. — Сердитое выражение Рейфа моментально сменилось на озабоченное. — Проклятие, никто из них не умеет как следует плавать. Мальчики, будьте честны со мной, это очень важно. Они говорили, что собираются купаться?

— Я не доносчик, — моментально заявил Трент.

— Если людям угрожает опасность, речь о доносе не идет, — вмешалась Холли. Она попыталась посмотреть в глаза Тренту, но мальчик искусно избегал ее взгляда. — Если Кэмрин и Кэйлин планировали поехать к реке, то их жизнь определенно в опасности. Они могут утонуть.